Охота на Эльфа [= Скрытая угроза] - Ант Скаландис

— Так не один же поедешь, — усомнился Пиндрик. — Сумеете обставить передачу незаметно?

— Сумеем. Ну, все, алес. Пошли к ним, не стоит больше напрягать людей. Да, кстати, координаты Шкипера и Фила вспомнишь?

— Должен вспомнить.

— Ну и порядок. А о том, что мы кому-то подчиненная группа…

— Циркач, я ведь только на вид маленький. А с головой у меня все в порядке. Ты забыл, что ли?

* * *

Дверца была приоткрыта, их ждали.

— Кому звоним? — по-деловому осведомился Мышкин.

— Ну, — замялся Пинягин, — Шкипера, то есть Володьку Пирогова, надо искать через МВД.

— Город, часть? — быстро спросил Мышкин.

— Тверь, ОМОН.

— Достаточно. Сидоров, звоните!

Однако! Недооценил Пиндрик лаконичности и деловитости «доцента» Мышкина.

— Стойте! — спохватился Игорь. — Этого недостаточно. У него же там совсем другая фамилия: Рыжов. Рыжов… сейчас, погодите, Федор… Степанович… Да, точно, Степанович.

— Звоните, Сидоров, звоните.

— Ну, а у Фила, то есть Петра Головленки, я думаю, мобильник должен быть всегда под рукой, куда бы его не занесло, вообще-то он в Киеве сейчас обитает, а от Киева ехать…

— Лететь, — поправил Мышкин. — Номер давайте.

— Но говорить-то все равно буду я.

— Конечно, конечно. Или Борис. Дальше.

— Вот с Крошкой, с Андрюхой Большаковым, хуже всего, — вступил Циркач. — Я вам как-то рассказывал. Помните? Он в глухой деревне живет, там не то что телефона нет, там почту не каждую неделю приносят.

— Но он точно там?

— Точно, — сказал Борис, — если б уехал, обязательно через Москву. А как тогда с друзьями не повидаться?

— Хорошо. Деревню можете показать на карте?

— На карте Московской области? — глупо переспросил Пиндрик.

— Лучше, конечно, на карте Антарктиды, — не удержался Мышкин от язвительного замечания, даже о спешке позабыл.

А один из сидящих сзади уже передавал Пиндрику раскрытый ноутбук, в маленьком окошке, в углу экрана светилась надпись: «Идет загрузка». И дальше какие-то цифры.

— С электронной картой работать умеете? — строго поинтересовался Мышкин.

— Да уж! Не боги горшки обжигают, — ухмыльнулся Игорь.

И действительно он довольно быстро нашел на топографической карте бывшего Советского Союза крошечную деревушку Бадягино Волоколамского района, в которой и был-то всего один раз в жизни.

— Не такая уж и глушь, — заметил Мышкин. — И все-таки, Панкратов, пусть готовят вертушку, нечего там по проселкам на машинах шкондыбать. Лететь-то придется вам, Борис. Боюсь, мои ребята вашего друга не уговорят.

— Понятное дело, — согласился Игорь.

Однако дальше всех оказался Фил, он же Петя Головленко. То есть его совсем нигде не оказалось. Мобильник не отвечал. Однако номер Фила по-прежнему существовал и зарегистрирован был на то же имя, больше того, аппарат был включен, вот только абонент не брал трубку. Это могло означать что угодно, но мысли полезли в голову самые мрачные. Петя не расставался с мобильником даже в ванной, а на ночь или просто, если хотел отдохнуть, обязательно отключал его, но никогда не прятал под подушкой. Конечно, бывают ситуации нетипичные, но все же…

Они перезвонили ещё раз через пятнадцать минут. Эффект получился прежним. Причем, ни Циркач, ни Пиндрик не знали названия и адреса фирмы, где работал Фил, а квартиры Петя любил менять часто, никто из друзей не удивился бы, даже узнав, что он живет в отеле, тем более, если в пятизвездочном. В общем, кроме мобильника — ни одной зацепки. А мобильник молчал.

И ещё через пятнадцать минут, уже в дороге, Мышкин предположил:

— А может, у него по той или иной причине сигнал слишком тихий? У нас есть возможность сделать звук несколько громче.

— То есть? — не понял Борис.

— Питающий импульс. Слышали про такой? Остронаправленный луч с высокой когерентностью и повышенной мощностью.

А Пинягин вспомнил про питающий импульс. Однажды в Боснии они пытались вытащить раненого радиста и на полностью обесточенную аппаратуру подали со спутника этот самый проклятущий сигнал какой-то невиданной энергоемкости. Рация включилась, и поговорить сумели, но руки парню сожгли напрочь, ампутировать пришлось до локтя обе. Да и лицо только чудом уцелело.

— Э, да ведь этим вашим лучом можно человека спалить заживо, как боевым лазером. Может, не стоит? — закончил он робким вопросом.

Мышкин посмотрел на Игоря заинтересованно — оценил эрудицию, — но тут же и пояснил:

— Вы, дорогой друг, о чем? Допотопные разработки вспоминаете? А у нас новая система. Абсолютно безопасная. С ней не только ожогов, но даже лишних миллирентген не нахватаешься.

— Правда? Но ведь это же наверно, страшно дорого! — пробормотал Пиндрик какую-то явную глупость.

Мышкин посмотрел на него с сочувствием и даже не стал комментировать эту эмоциональную фразу. Потом ещё раз набрал номер Головленки и распорядился:

— Сидоров! Организуйте звонок через орбиту.

4

Из специального досье Четырнадцатого Главного Управления ФСБ (ЧГУ)

Головленко Петр Дмитриевич, рост 185 см, вес 90 кг, украинец, кличка — Фил, 1963 года рождения, разведен, детей нет. Вырос без родителей (отец и мать погибли в автокатастрофе в 1965-м году), у тетки Стращук Оксаны Витальевны, украинки, начальницы цеха на швейной фабрике в Киеве. Закончил среднюю школу в Киеве, 1-й мединститут в Москве. Завербован в Афганистане в 1986-м году, куда ушел добровольцем в звании лейтенанта медицинской службы. В 1988-м проходил спецподготовку в Никарагуа. С 1991-го по 1994-й — спецучилище ЧГУ. Присвоено звание — капитан. С 1995-го по 1997-й — Чечня, работа в группе спецназа под командованием капитана Большакова. Сентябрь 1997-го — вместе с группой Большакова выведен из личного состава ЧГУ за нарушение воинского Устава. Официально — в розыске.

Особая характеристика: способность к языкам, аналитические способности, умение залечивать раны мануально, без препаратов и технических приспособлений, коэффициент экстрасенсорного восприятия опасности — 0,88.

* * *

Петр Головленко любил заплывать далеко в море, так чтобы берег уже подернулся дымкой, лечь на волны и тихо покачиваться, ощущая под собой эту гигантскую многотонную подушку из соленой воды. В такие минуты хорошо думалось. На Черном море, особенно в советское время, его, бывало, подбирали патрульные катера, и даже пытались штрафовать за нарушение каких-то пунктов кем-то придуманных правил, а здесь, на Средиземном, никто не мешал — плыви хоть до Африки. Турки оказались безумно строгими к водителям на дорогах — у них за рулем не только по телефону говорить нельзя, даже за сигарету штрафуют, а уж повороты, светофоры, знаки с турецкими надписями (как вам, например, «dur» вместо «stop»?) — это вообще атас! И особенно парковка: где бы и как бы вы не встали, обязательно обдерут как липку. Если успеют. В общем, по Турции на автомобиле ездить не надо, по Турции надо плавать. В море у них все на благо человека.

Но сейчас Петр качался на волнах в полукилометре от берега, и на плавное течение этих неспешных мыслей накладывалось тревожное впечатление от последнего разговора с Эдиком.

Эдик, отдыхавший вместе с ним в одном клубном отеле, когда-то был челноком. Он, собственно, стоял у истоков челночного бизнеса и упорно ездил по разным странам, лично контролируя закупки вплоть до девяносто седьмого года, хотя уже к девяносто пятому владел сетью магазинов в родном Владимире, и вполне мог бы вместо себя посылать других. Но привычка — вторая натура, без загранпоездок Эдик себя не мыслил, а просто жариться на берегу и отмокать в соленой воде было ему предельно скучно. Вот и ездил вместе с простыми «коробейниками» за шмотками и прочим барахлом, пока это имело смысл. Теперь смысл исчез напрочь. Но даже здесь, отдыхая в Кемере, в сорокаградусную жару он через день мотался на такси в Анталью и заключал там какие-то сделки — оптовики, турфирмы, банки. А прямо в отеле, ухитрился познакомиться с немецким финансистом из Франкфурта-на-Майне и с восторгом рассказывал о возможных грядущих инвестициях. Жизнь у Эдика кипела не переставая. Но не все было так радужно. Разоткровенничавшись накануне вечером за стаканом почему-то полюбившегося ему местного дешевого вина «Вилла Долюча», Эдик вдруг поведал Петру страшные вещи.

То, что челночный бизнес почти умер — это ни для кого не секрет: кризис, дефолт, четырехкратный рост доллара, обнищание народа…Однако помимо объективных причин, существовали ещё и субъективные, и Эдик знал, о чем говорил. Отдельные весьма могущественные структуры целенаправленно давили челноков, причем начали это ещё задолго до кризиса. По Эдику выходило примерно следующее: есть некое теневое министерство торговли, а над ним (рядом с ним?) теневая налоговая полиция. И две эти мафии, как водится, не поделили бабки. Или, говоря языком интеллигентным, не договорились о единой экономической концепции. Они и не могли договориться — уж слишком разные взгляды на все у торговли и налоговых органов. Впрочем, Эдик-то как раз и придумал, как их помирить. Ведь это стало жизненно необходимым. Страдает-то кто? Сначала народ, то бишь, покупатели. Потом — челноки, то есть мелкие торговцы — зачатки среднего класса. А теперь и такие, как Эдик, начинают ощущать неуют — то есть теперь оказывается под прицелом уже натуральный средний класс. Он так и сказал: под прицелом. Потому что готовится масштабный наезд на всю торговлю в России.